Когда в 1330 году Никея Вифинская была покорена султаном Орханом, константинопольский патриарх Иоанн XIV Калека (1334–1347) на вопрос жителей оккупированных территорий о возможности спасения их души в случае изменения веры, ответил двумя посланиями 1339 и 1340 гг., в которых отметил, что существуют два пути. Первый — отречения от ислама, т.е. мученичества, и второй, тайного исповедания христианства при явном соблюдении заповедей Христовых.Число тайных христиан, или “криптохристиан”, возросло с падением Византийской империи в 1453 году и установления турецкого господства на ее бывших территориях. Тайных христиан везде называли по-разному: «клосты», «ставриоты», «кромлиды» (Понт), «линовамваки» (Кипр, Крит). Все они избрали нелегкий путь. По словам одного из героев наших повествований: «Мир нас знает другими. В нашей повседневной жизни – мы те, кем кажемся (т.е. благоверные турки – пер.). А внутри живем нашей верой (т.е. православием — пер.). Одно противоположно другому, и в этом наша трагедия».
Иван Константинович Айвазовский Трапезунд с моря
“МЫ ВСЕ БЫЛИ СВЯЗАНЫ НЕКОЕЙ НЕВИДИМОЙ НИТЬЮ”
Понт
«Я родилась в Трапезунде, в приходе Экзотихон 10 ноября 1896 года. Мои родители происходили из Кромны. Мой отец, Елефтерий, торговал шелком и был достаточно богат. Моя мать, Мария, была набожной женщиной и хорошей хозяйкой. Оба имели образование, говорили на турецком языке; оба происходили из семей тайных христиан. Деда по отцовской линии звали Димитрий, мусульманское его имя Темел. Другого деда, маминого отца, — Иорданом, по-турецки — Заимом. Имена бабушек — София, или Хатиджея, и Анатоли, или Захре.
С каких пор начались это непереносимое двуликое существование христиан-греков, живущих на побережье Черного моря, особенно в Кромне, Ставри и Трапезунде не до конца ясно.
Отец говорил мне, что в разных районах это случилось в разное время. Все зависело от зверства и шовинизма местных правителей-оккупантов. Во всяком случае, гонения против греков усилились в годы освободительного восстания 1821 года, когда на всей территории, захваченной Оттоманской империей, началась резня.
Жизнь тайных христиан зависела от зверства тере-беидов. Поскольку Кромну населяли чистокровные греки, там не известны случаи предательства или слежки за теми местами, где христиане тайно отправляли свой культ.
Мы все были связаны некоей невидимой нитью».
Почтовая карточка. Трапезунд. Мужской монастырь Св. Иоанна по дороге в Эрзерум.
ИЗ ЖИЗНИ ТАЙНЫХ ХРИСТИАН ТРАПЕЗУНДА
Понт
В районе Трапезунда и, особенно, в селении Мелерфио, жили немногие семьи тайных христиан, в большинстве своем они происходили из одного рода. И хотя их положение было невероятно тяжелым, они сохраняли веру в глубине своего сердца, втайне от турок совершали богослужебных обряды.
Все происходило ночью в церквах явных христиан, далеко от дома, или в монастырях, высоко в горах. Относительно крещения осведомляли прежде всего священника или монаха, и в полночь крестный или кто-либо другой брал младенца и приносил его в церковь. Там происходило крещение, и ребенка возвращали вечером того же дня домой так, чтобы никто не заметил. Ребенок получал христианское имя, а позднее и мусульманское, которое употребляли явно и записывали в метрическую книгу, христианское-греческое его имя хранилось как семейная тайна.
Венчание совершалось также тайно ночью. На следующий день на глазах у всех справляли мусульманский обряд.
Для Божественного Причащения даже маленькие дети шли в церковь. Представьте, как было нелегко маленькому ребенку восьми-десяти лет подняться ночью, со всеми мерам предосторожности, пойти в церковь, причаститься и все последующие дни держать язык за зубами и никому не проболтаться об этом. Отдавая им должное, дети, действительно, хранили секреты. Часто турки, когда у них возникали подозрения, пытались выведать правду у маленьких детей, но это им не удавалось.
Во время месяца рамазана турки поднимались ночью и молились. На другой день, когда дочери тайных христиан шли на источник за водой, турчанки спрашивали у них: «Сегодня ночью дома мама и отец вставали на молитву?» — «Да», — отвечали те. Но когда турчанки пытались выведать у них подробности, девочки убегали.
Подозрения турок усиливал тот факт, что тайные христиане всяким способом избегали заключения браков с детьми турок. Так дочь-красавица ставила семью тайных христиан перед решением серьезной проблемы, когда ее руки просил турецкий юноша. И если некоторым претендентам ее родители могли сказать, что они их дочери не по душе, то когда юноша сочетал в себе все лучшие качества, дело усложнялось. Тогда им приходилось оправдываться тем, что их дочь уже обручена с другим. По этой причине родители старались обручить дочь в детстве.
Жениху-тайному христианину тоже приходилось трудно, потому что семьи, к которым он принадлежал, были малочисленны и друг друга они зачастую не знали. Поэтому часто заключались браки с двоюродными сестрами.
ПАПА-ФОДОРОСИ ДИКИЕ ГОЛУБИ
Понт
Папа-Панос из Мунты был «пророком» для всего Трапезунда и близлежащих сел. Его все знали и любили. Греки, армяне, турки. Если кому нездоровилось, звали папа-Паноса, он читал молитвы, и чудесным образом больной поправлялся.
В дни великих праздников многие турки приглашали папа-Паноса в свои дома для священнодействий…
Во всех магазинчиках у него были знакомые, которых он навещал. История, о которой я вам расскажу, произошла восемьдесят пять лет тому назад.
В 1895 году пекарню в квартале Ортасараи в Трапезунде держали три брата из Цимера, сыновья Фулираса: Яннис, Харлампий и Христофор. В квартале жили в основном турки и немного греков. Но все любили трех братьев за их честность и порядочность. И все покупали у них хлеб.
Жил в Ортасараи и один ходжа. По утрам, когда он выходил из дома, дикие голуби, вившие свои гнезда на крепости Комнинов, слетали оттуда и садились ему на голову и на руки. Турки усматривали в этом знак избранничества и похвалы от Бога и довольно поговаривали: «пу пизум ходжа эвлигиа тир», что означало «этот наш ходжа — святой человек».
Это обстоятельство смущало Христофора и наталкивало его на подозрения. Он всегда с недоумением спрашивал своих братьев: «Как объяснить, что дикие голуби всегда садятся на этого «неверного». Или что-то за этим кроется, или…я ничего не понимаю», — досадовал Христофор.
Восемь лет держали братья пекарню, и восемь лет голуби садились на ходжу.
Порой прямо во время подобных разговоров ходжа Карасакалис появлялся с голубями на голове и на руках. Он пытался по-доброму прогонять их, но они, взлетев, садились на него вновь. Ходжа покупал хлеб и уходил.
Почтовая карточка. Трапезунд. Мужской монастырь Св.Георгия “Перистера”
Как мы сказали, Христофора мучили подозрения из-за всей этой истории. В конце концов, он нашел удобный момент и открыл их папа-Паносу: «Батюшка, благослови. Мы — христиане, а эти дикие голуби, почему они садятся на «неверного», а не на нас. Честное слово, сколько думаю об этом, голова кругом идет, ничего не могу понять».
Папа–Панос улыбнулся.
— Учитель, почему ты улыбаешься?… Если ты что-то знаешь, то скажи мне, чтобы я успокоился, — попросил Христофор.
— Как же мне не улыбаться, — сказал батюшка, — я расскажу вам кое-что, но прежде, вы должны мне обещать, что наш разговор не выйдет за пределы этих стен.
— Учителю, сто раз клянемся, как хочешь и на чем хочешь, — обещали три брата.
Папа-Панос повернулся к ним и сказал: «Я знаю, что вы никому не расскажете. Так вот, этот ходжа, которого вы все время видите, не ходжа. Он — священник, его имя папа-Фодорос.
И папа-Панос поведал трем братьям историю о ходже Карасакалисе. Передам ее и я вам.
В 1888 году весь день в Великую Субботу христиане звали папу-Паноса в свои дома, чтобы он здесь он совершил соборование, там отслужил молебен или освятил пасхальные брашна. Папа-Панос не заметил, как стемнело. Сумерки застигли его в квартале Ортасараи. Он пустился обратно, в Мунту.
На пути ему повстречался ходжа Карасакалис. Папа-Панос поприветствовал его: «Добрый вечер», и продолжил свой путь. «Дорогой мой, постой, — сказал ему ходжа, — куда ты так спешишь?».
— Завтра Пасха, — ответил батюшка, и к ночи я должен быть в своем селе.
Слово за слово, они оказались перед домом Карасакалиса.
Добро пожаловать, заходи, — пригласил его ходжа, — выпьем по чашечке кофе, и ты пойдешь делать свое дело.
—Спасибо, но я спешу.
—Я понял: ты не желаешь принять моего приглашения, — произнес ходжа.
Тут уже батюшке ничего не оставалось. Он зашел в дом. Ходжа пододвинул к нему скамейку, и сам тоже сел. Вскоре в комнате появилась хозяйка дома — женщина средних лет. Она поздоровалась со священником и удалилась. Вслед за ней на пороге возникла девчушка с подносом. Она угостила гостя коньяком, а через несколько минут принесла кофе. Папа-Панос, выпив кофе, встал и хотел было уже прощаться, чтобы уйти. Но ходжа опередил его. Он прошел в глубину комнаты и оттуда позвал: «Пойдем, папа-Панос, я должен кое-что сообщить тебе». Папа-Панос испугался: «Этот еретик убьет меня», — подумал он. Но хочешь не хочешь, а идти надо. Ходжа отворил дверь и зашел в другую комнату. Напротив была небольшая дверца. Ходжа устремился прямо к ней. Священник потерял последнюю надежду: «Этот неверный точно меня прикончит».
Войдя в маленькую дверь, ходжа стал спускаться по ступеням вниз. За ним пошел священник. Ступив на пол, он обнаружил, что находится в церкви. Блистала церковь горящими свечами и полиелеями. Около свечного ящика стоял шкафчик. Ходжа открыл его, снял сарики и платье, запер их там. Затем он подошел к аналою, за ним — папа-Панос, оба поцеловали лежащую на аналое икону и зашли в алтарь. Ходжа, надев священное облачение, протянул еще одно папа-Паносу. И начал папа-Фодорос Карасакалис ходжа: «Благословен Бог отец наших, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Со стороны правого клироса один средних лет турок затянул: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». От волнения комок подступил к горлу папа-Паноса, и слезы полились из глаз. Папа-Фодорос заметил это и сказал: «Не плачь, папа-Панос. Так было нам суждено — стать клостами, жить тайными христианами. Но велик Бог отцов наших, и наступит день, когда мы выйдем из мрака и начнем жить, как другие наши братья, как вы!».
Папа-Панос окинул взглядом собравшихся. Церковь была полна. Мужчины, женщины, дети, богатые, бедные, военные и государственные служащие, все турки — он знал их как турок и считал турками! Они закончили вечерню, произнесли отпуст, и люди постепенно разошлись.
Погасили свечи и полиелеи, вышли из церкви и поднялись в ту комнату. Накрыли стол, принесли постные блюда и немного поели.
Снова папа-Панос встал: «С твоего позволения, благодарю тебя, но пойду в свое село, мои односельчане уже беспокоятся». «Нет, — ответил папа-Фодорос, немного передохнем, и будем служить Пасху вместе, а потом я отправлю тебя в село, чтобы и там ты успел на пасхальную литургию. У тебя есть время, ты не опоздаешь к службе у себя в селе.
Сколько он спал, папа-Панос не заметил, когда пришел папа-Фодорос и разбудил его. Они умылись, вошли в церковь. Папа-Фодорос возгласил: «Благословен Бог наш». Потом «Слава Тебе, Боже», «Приидите, поклонимся», певчий запел канон «Волною морскою», «Господи, Боже мой», «Тебе, на водах повесившаго». Тем временем «турки» один за другим приходили, собирались в храм, церковь заполнилась, некоторые остались в той комнате, из которой вела вниз лестница.
Когда канон был завершен, священники в алтаре спели: «Егда снизшел еси к смерти», и, наконец, отпуст.
Затем папа-Фодорос протянул папа-Паносу зажженую свечу, вышел из Царских Врат и запел: «Приидите приимите свет от невечернего света». И в соответствии с возрастом начали подходить к нему турки-старики, чтобы запалить свои свечи. От них получали пасхальный огонь другие.
Певчий запел «Воскресение Твое, Христе Боже». Ходжа Карасакалис прочел Евангелие: «И минувши субботе Мария Магдалина, и Мария Иаковля, и Саломия, купиша ароматы, да пришедше помажут Иисуса» (Мк. 16,1-8).
И возгласил: «Слава Святей и Животворящей и Нераздельней Троице». Священники, стоя под полиелеем, запели: «Христос воскресе из мертвых», «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его». Лица «турок» сияли от радости. Из их глаз текли слезы.
Кончилась литургия, пришло время «целования». Ходжа воскликнул: «Христос воскресе». И турки ответили: «Воистину воскресе!». Наконец папа-Панос прочел Слово Иоанна Златоуста: «Аще кто благочестив и боголюбив, да насладится сего добраго и светлаго торжества…и последняго милует, и первому угождает….богатые и убозии друг со другом ликуйте». И причастились люди, и был отпуст.
Турки по одному, по двое расходились, священники поднялись наверх. Папа-Фодорос позвал сына, чтобы тот готовился везти папа-Паноса в село. Священники облобызались, и сын папа-Фодороса отвез папа-Паноса в Мунту. Остановил на краю деревни, батюшка вышел и стал звонить в колокола и созывать христиан в церковь, а юноша вернулся в Трапезунд.
Так папа-Панос за одну ночь отслужил две литургии. А клосты Ортасараи, проснувшись на другой день, вновь называли его «пророком»….
Эта историю рассказал мне здесь, в Касторие, старый Христофор – царство ему небесное – младший из трех братьев, что держали пекарню и недоумевали о диких голубях.
