Московское общество греков благодарит за рассказ о своей семье Елену Аверину
Семья Ксинопуло
На этой фотографии семья Ксинопуло – мои прадедушка, прабабушка, яя. Пожилые родители и их взрослые дети собрались вместе в родном Батуми после того, как их разметало по всей стране.
Впрочем, для главы семейства, Христофора Ивановича, Батуми был лишь очередной остановкой в длинной истории переездов, которые всю жизнь происходили помимо его воли. Он родился в 1891 году, был единственным ребенком в семье каменщика (фамилия мамы – Галидопуло) в греческом селении Санта в 100 км южнее турецкого Трабзона (Трапезунда). Кстати, из этого же села родом и Иоаннис Пасалидис, создатель греческой Единой демократической левой партии (ЭДА), которая активно боролась с диктатурой «черных полковников».
В 18 лет Христофор с отличием окончил трапезундскую греческую гимназию и какое-то время работал бухгалтером. Но началась Первая мировая война, и под ногами понтийских греков, которые с 1820-х годов находились в постоянной опасности, загорелась земля. Снова началась резня и грабежи. Ближайшее относительно безопасное место находилось в Грузии, хотя в то время и она частично была занята турками. Я не знаю, что случилось с семьей моего прадеда, не знаю, один он бежал из Турции или с родителями. Людей, которые могли бы рассказать об этих событиях, уже нет с нами, так что в этой части своего рассказа я вынуждена сделать пробел.
А следующий «эпизод» – метрическая выписка о браке 25-летнего Христофора Ксинопуло и 17-летней уроженки Батуми Хариклии Федоровны Куртовой. Молодые венчались 20 июля 1916 года в церкви пророка Ильи села Малая Ирага Тифлисской губернии. А Ирагиоиское греческое сельское общество, которое включало в себя несколько сел (Большая Ирага, Малая Ирага, Ивановка, Фтелен (Джиграшени), Визировка) – это места, где со второй половины XIX века селились греки-беженцы из Санты. Венчал Христофора и Хариклию Симеон Стамболиев, который был настоятелем Ильинской церкви до самого ее закрытия в 1928 году.
Остается загадкой, как познакомили молодых, ведь если она жила в Батуми, а он – только переселился из Турции в центральную Грузию, то вряд ли у их семей были общие связи. К тому же Хариклия была из очень состоятельной семьи, а Христофор вряд ли смог вывезти из Турции свое добро, даже если бы имел его. Как известно, трабзонских греков, бежавших в Закавказье, грабили на каждом шагу. А нередко – и убивали.
Дальше семейная история гласит, что вскоре после своей свадьбы Христофор и Хариклия поехали в Трапезунд. Остается только гадать, зачем: с таким трудом вырваться из опасного места и вернуться туда, когда обстановка стала для греков еще хуже? Возможно, эта поездка была связана с родителями Христофора.
Затем пара оказалась в Сочи. Здесь, в Красной Поляне, в 1919 году родилась их старшая дочь Елена, моя яя (бабушка). На общей фотографии она слева. Вскоре семья переехала в Батуми – возможно, потому что там закончилась турецкая оккупация. С этого момента в истории моих прабабушки и прадедушки становится гораздо меньше неизвестных моментов. Кстати, у Хариклии было две сестры и брат. Еще в начале XX века сестры Куртовы вышли замуж и уехали в Салоники. С дочерью одной из них, Валей, в советское время переписывалась моя яя.
Ксинопуло поселились в большом доме родителей Хариклии на батумской улице, которая в СССР носила имя революционера Михи Цхакая, а сегодня – царя Вахтанга Горгасали. У них родилась вторая дочь, Мирофора (Миля) и сын Георгий (Йорго). Христофор Иванович работал учителем географии в школе №8 – тогда она была греческой. Преподавал он и в школе деревни Дагва Кобулетского района Аджарии. Тогда в Дагве, которую тоже основали понтийские беженцы из Турции, жили практически только греки. Много десятилетий спустя бывшие ученицы Христофора Ивановича часто навещали в Батуми мою яю: это были бойкие смешливые тетушки, говорившие только на греческом, уже пенсионерки. Они приезжали повидаться с дочерью своего любимого учителя, которого помнили всю жизнь.
Моя яя, Елена Христофоровна, вышла замуж в 19 лет за 29-летнего Ставро Панаётовича Логинова. Вообще-то его фамилия Логинопуло, когда он изменил ее – точно неизвестно: ему удалось каким-то образом подделать даже собственное свидетельство о рождении. Более того, в некоторых документах он изменил и имя, став Станиславом Павловичем.
Скорее всего, он сделал это в тридцатые годы для безопасности семьи. Мой папули был профессиональным спортсменом, служил начальником физической подготовки бригады черноморских миноносцев, входил в состав сборной команды военно-морских сил СССР. Его имя есть в книге почетных руководящих физкультурных работников Черноморского флота, которая хранится в Севастополе. В конце войны его избрали председателем Аджарского областного совета спортивного общества «Спартак». И это обстоятельство сыграло решающую роль для моей семьи в 1949 году, когда батумских греков принялись выселять в Казахстан.
Распоряжение покинуть дом получили и Ксинопуло. На сборы семье дали считаные часы. Моей маме, Светлане Логиновой было тогда 11 лет, а ее сестре, моей тете Марии (Маре) – два года. Яя плакала и металась по дому, беспорядочно набивая всем необходимым наволочки. Она делала из них узлы, потому что сумок и чемоданов не хватало. И когда на пороге появился работник КГБ, которого она знала – он часто приходил в гости к Ставро, она была уже совершенно без сил. Но этот человек принес добрую весть: председатель «Спартака» с семьей мог остаться.
Однако это не касалось остальных обитателей дома. 58-летний Христофор Иванович и 50-летняя Харикли Федоровна, их сын Йорго, их дочь Миля с мужем Евстафием Ксандопуло и новорожденной дочерью Зоей отправились в ссылку. Их посадили в открытый грузовик и под причитания соседей повезли на вокзал, а там – запихнули в вагоны для скота. А моя мама в то утро пошла в школу, которую нельзя было пропускать без уважительной причины (высылка семьи таковой не являлась), и где нельзя было обсуждать того, что случилось. Расстраиваться из-за случившегося тоже было нельзя. В тот день на уроки не явилась треть класса: греческие дети отправились со своими родителями в ссылку. Учителя старательно делали вид, что все в порядке.
Большой красивый дом пришлось продать за смешные деньги, которые тут же были отправлены в Чимкент. Это спасло высланных. Оставшись без жилья, Логиновы поселились прямо на работе у Ставро, в правлении общества «Спартак» – оно занимало здание бывшей синагоги. За кабинетом моего папули отгородили угол, где жили моя яя с детьми. Думали, что эти неудобства вскоре как-то разрешатся, но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. В «Спартаке» Мара успела подрасти и пойти в школу, а моя мама – закончить ее, уехать Москву и поступить в физкультурный институт.
Старшие Ксинопуло вернулись из Чимкента и несколько лет жили вместе с Логиновыми в их тесной комнатке в синагоге. Миля с мужем, уехав из Казахстана, поселились в Кутаиси, а Йорго не вернулся: в ссылке он женился на гречанке и навсегда обосновался в Чимкенте.
Семейная фотография, которую вы видите, была сделана в 1960-х годах, в сравнительно спокойные и благополучные годы, когда резня, бегство, ссылки и лишения были позади. Тогда же моему папули выделили половину квартиры, целых две комнаты в доме на углу батумских улиц Советская и Цхакая. Здесь в 1966 году умерла от инсульта Харикли Федоровна. Христофор Иванович пережил ее всего на год. Он поехал в Кутаиси навестить Милю и скончался у нее на руках. В батумской квартире умерли мой папули и моя яя. Бог дал им долгую жизнь, и случилось это уже в новое время. Сегодня все четверо покоятся на батумском кладбище.
В этой квартире родилась я.
В 1990 – начале 2000-х из Батуми уехала вся наша греческая родня и друзья. И мои родители – тоже. Квартиру продали. Сегодня узнать ее невозможно: ее перестроили под ресторан. Но каждый раз, когда я бываю в Батуми и прохожу мимо своего бывшего дома, мне кажется, что я смогу постучать в уже несуществующую дверь, войти в несуществующие комнаты и увидеть своих любимых родных.